Защита в каждом процессе взаимодействует с потерпевшими, решает вопросы возмещения причиненного вреда, доносит информацию о посткриминальном поведении подсудимого, о его раскаянии. При оправдательной позиции защита разъясняет им свое видение уголовного дела, борется за изменение в свою пользу позиции потерпевших, особенно в части смягчения их суждения о назначении наказания.
А если убедить потерпевших не удалось? Надо ли спорить с лицами, зачастую серьезно пострадавшими, потерявшими близких? Надо ли выставлять их бессовестными, алчными хищниками, злобными эгоистами (что иногда соответствует действительности), надо ли вообще пытаться их дискредитировать?
Представляется, что такое поведение защитника, и особенно самого подзащитного, это не просто непорядочно, но и тактически вредно. Судья к концу процесса отлично понимает характер потерпевших-«экстремистов», поэтому разъяснять ему ничего не требуется. Но если подсудимый перегибает палку и наговаривает на тех, кому он причинил вред, то суд поставит ему как личности «минус», и этот «минус», согласно ч. 3 ст. 60 УК РФ, законно учтет.
Кроме того, дискредитировать потерпевших совершенно бессмысленно. Суд не имеет право учитывать в приговоре их жесткие требования. Например, обосновывать мнением потерпевших назначение реального лишения свободы. Это противоречит требованиям закона, правовой позиции КС РФ, выраженной в определении от 26.09.2014 № 2053-О: потерпевшие от преступлений не наделены правом определять возлагаемую на подсудимого уголовную ответственность и его наказание. Учет позиции потерпевшего в этой части — судебная ошибка.
При определении наказания суд учитывает только характер и степень общественной опасности преступления и данные о личности обвиняемого (ч. 3 ст. 60 УК РФ). Мнение потерпевших о наказании тут ни при чем. Но бороться за него защите полезно. Тем более что судья все же учитывает вероятность обжалования приговора потерпевшими.
