«За годы работы судьей я вынес более 70 оправдательных приговоров»
За семь лет российский судья в среднем выносит один оправдательный приговор и 500 обвинительных. Мы нашли судью, который с 2009 по 2016 год вынес 20 оправдательных приговоров, а всего — более 70. В январе этого года судья Всеволожского городского суда Ленинградской области Александр Константинович Большаков вышел в отставку в связи с выслугой лет. В интервью «УП» он рассказал о причинах оправдательных приговоров, своем видении работы прокуроров и защитников и почему судье нужно вернуть право оспаривать отмену его решений.
СУДЬЯ, ЗАИНТЕРЕСОВАННЫЙ В ПРАВОСУДНОМ РЕШЕНИИ
— Александр Константинович, в декабре 2016 года, практически перед уходом в отставку, Вы вынесли свой последний оправдательный приговор, который прокуратура даже не стала обжаловать. Мы написали об этом деле. Нам запомнился стиль судебного решения и мы решили изучить общую статистику оправдательных приговоров, которую суд разместил на своем сайте. Оказалось, что с декабря 2009 года 80% оправданий — 13 приговоров — пришлось на Ваши решения. Прежде чем расспросить о причинах оправданий, хотелось бы узнать, как и почему Вы стали судьей?
— Вы назвали неточные цифры. За последние 7 лет я вынес оправдательные приговоры в отношении 20 подсудимых и 51 преступления. Приговоры в отношении 10 лиц и 22 преступлений отменил вышестоящий суд. Таким образом, мои решения далеко не всегда получали одобрение. Всего же за 21 год работы судьей я вынес более 70 оправдательных приговоров.
Что касается пути в профессию, то я не мечтал о работе судьей и даже не представлял себя в этом качестве. Меня привлекала романтика следственной работы. Окончил в 1979 году юридический факультет ЛГУ, затем 6 лет проработал старшим следователем прокуратуры. Затем работал заместителем прокурора, прокурором города. Судьей стал в 1995 году. Смена рода занятий — естественный процесс, он позволяет держаться в тонусе, развиваться в профессиии.
— На Ваш подход к работе судьи влияли изменения в законе?
— Не могу сказать, что за время работы судьей мой подход к работе поменялся. Законодательные изменения не могут повлиять на подход к работе, поскольку он зависит исключительно от личных качеств судьи. Они влияли только на характер моей деятельности как судьи. Некоторые изменения закона представлялись мне препятствующими правосудию. В таких случаях я пытался повлиять на ситуацию путем обращений с запросами в Конституционный Суд РФ.
В частности, я всегда болезненно относился к отменам вынесенных мною решений, если считал эти отмены необоснованными. Когда я допускал ошибку и вышестоящий суд ее устранял, — досадовал только на себя. Но если я выносил решения, в законности и обоснованности которых был уверен, а вышестоящий суд их отменял, — с этим я не мог смириться. В моем понимании законность судебного решения — это объективная категория. Законное и обоснованное судебное решение не должно называться незаконным и необоснованным только потому, что так посчитал судья вышестоящего суда. Незаконное и необоснованное решение не должно существовать вовсе.
УПК РСФСР позволял любому лицу обращаться с жалобами на судебные решения в порядке надзора. Я активно пользовался этим правом и обжаловал вплоть до Верховного Суда РФ решения суда кассационной инстанции об отмене вынесенных мною приговоров и постановлений. Около десяти моих обращений заместитель Председателя Верховного Суда РФ счел обоснованными, принес протесты, по которым президиум областного суда отменил кассационные определения судебной коллегии.
Например, я обжаловал отмену оправдательного приговора, вынесенного в отношении несовершеннолетнего. Милиция задержала подростка с грибами, которые, согласно справке об исследовании, являлись наркотическим средством. Экспертизу по уголовному делу следствие не провело, поскольку все изъятые грибы израсходовали при исследовании. В связи с отсутствием в деле экспертного заключения о том, что изъятые грибы относятся к наркотикам, я оправдал подсудимого. При этом я руководствовался постановлением Пленума ВС РФ, согласно которому экспертиза по делам о незаконном обороте наркотиков обязательна. Но кассация отменила приговор, посчитав, что справка об исследовании, составленная до возбуждения уголовного дела, является доказательством, которое равноценно заключению эксперта. Председатель областного суда с таким решением согласился. По моему обращению заместитель Председателя ВС РФ принес протест на кассационное определение и на обвинительный приговор, который к тому времени был вынесен в отношении подростка другим судьей, и эти судебные решения президиум областного суда отменил. Обращаю внимание: ни прокурор, ни защитник не обжаловали явно незаконные судебные решения.
С принятием УПК РФ судьи утратили возможность обжаловать решения об отмене вынесенных ими решений. Я полаю, что это наносит ущерб интересам правосудия. Трижды я направлял запросы в Конституционный Суд РФ. В них я настаивал, что коль скоро для суда при новом рассмотрении уголовного дела обязательны указания суда кассационной инстанции, то судья должен обладать правом обжалования судебных решений вышестоящего суда, которые он считает незаконными. Конституционный Суд мою точку зрения не поддержал, указав, что в состязательном процессе правом обжалования должны обладать только заинтересованные стороны, к которым судья не относится. При этом он разъяснил, что судья вправе не исполнять указания вышестоящего суда по вопросам, относящимся к существу обвинения, которые, по его мнению, препятствуют вынесению законного и справедливого приговора, поэтому его независимость не страдает.
— Вы считаете, что судья должен быть активен в процессе и иметь право на обжалование отмены его решения?
— Я не согласен с точкой зрения о том, что судья является незаинтересованным участником уголовного судопроизводства. Если хлебопеку все равно, съедят его хлеб или выбросят, — он плохой хлебопек. Если строителю все равно, будет ли стоять построенный им дом много лет или через год развалится, — он плохой строитель. Они и к делу относятся соответственно. Точно так же, по моему мнению, и судья плох, если ему безразлично, что будет с вынесенным им решением. Каждый специалист должен ответственно относиться к результатам своего труда.
В состязательном процессе на сторонах лежит обязанность доказать свою правоту, а задача суда — определить, чьи аргументы оказались более убедительными. Однако, на мой взгляд, имеет место диссонанс между задачами уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ) и принципом состязательности сторон (ст. 15 УПК РФ). Состязательность не гарантирует достижения задач уголовного судопроизводства. Положения закона рассчитаны на идеальное применение, а в действительности все далеко от идеала.
Кстати, как я слышал, в Госдуму внесен законопроект о предоставлении Председателю Верховного Суда РФ и его заместителям права по собственной инициативе инициировать отмену вступивших в законную силу решений нижестоящих судов. Полагаю, что такое изменение закона было бы правильным и устранило бы в какой-то мере имеющиеся, на мой взгляд, противоречия между положениями ст. 15 и ст. 6 УПК РФ.
КВАЛИФИКАЦИЯ СТОРОН И ПРИНЦИП СОСТЯЗАТЕЛЬНОСТИ
— Вы имеете в виду, что сторона обвинения добивается осуждения человека любой ценой?
— Не только. Квалификация многих участников уголовного судопроизводства оставляет желать лучшего и отношение к исполнению полномочий не всегда таково, как предусмотрено законом. Если сторона обвинения представлена структурированным государственным органом в лице прокуратуры, готовым отстаивать свою позицию вплоть до Верховного Суда РФ, то представительство стороны защиты зачастую зависит от материального положения подсудимого. Если у подсудимого есть средства, то он может нанять десяток квалифицированных адвокатов, которые будут биться за его интересы вплоть до ЕСПЧ. Если у подсудимого средств нет, то у него может оказаться адвокат по назначению, который может обладать низкой квалификацией, находиться в приятельских отношениях со следователем.
Допустим, судья вынес оправдательный приговор, который вышестоящий суд посчитал незаконным и отменил, указав в своем определении, что суд первой инстанции неверно оценил доказательства по делу, и описав, как их следует оценивать, то есть, по существу, высказал мнение о доказанности обвинения, чего по закону он делать не должен. Прокурор, по представлению которого отменен оправдательный приговор, с таким решением спорить не будет. Но и вероятность обжалования такого апелляционного определения защитником по назначению крайне невелика.
Обязанности адвоката по назначению заканчиваются написанием и подачей апелляционной жалобы на приговор суда первой инстанции. В областном суде жалобу поддерживает, как правило, другой адвокат, которого пригласил областной суд. После того, как апелляция вынесет свое решение, уголовное дело вновь возвращается в суд, вынесший приговор, и защитник опять меняется. В подобных случаях никто из защитников даже не думает о подаче кассационной жалобы на апелляционное определение. Можно ли в такой ситуации говорить о реальной состязательности сторон?
При этом судья, к которому поступит уголовное дело на новое рассмотрение и который придет к тем же выводам, что и судья, вынесший отмененный приговор, оказывается перед выбором: следовать ему указаниям, которые апелляционная инстанция изложила в своем определении, либо вновь вынести противоречащее этим указаниям решение, рискуя получить отмену приговора.
— Случаи, когда суд первой инстанция при новом рассмотрении дела приходит к тем же выводам, что и суд при первом рассмотрении дела, наверное, единичны?
— Бывает, что судьи принимают решения, противоречащие позиции вышестоящего суда. Например, я повторно оправдал подсудимого — врача, которого обвинили в получении двух взяток. Я пришел к такому же выводу, что и первый судья: доказательства по одной взятке полностью фальсифицированы, а второе преступление спровоцировали оперативники. Мой приговор так же, как и первый, был отменен по тем же основаниям — из-за неправильной оценки доказательств, которые, по мнению вышестоящего суда, свидетельствовали о наличии преступлений. Однако и третий судья пришел к тем же выводам, что и первые два, и вынес оправдательный приговор, который прокуратура уже не стала обжаловать.
Но все ли судьи готовы принимать решения, которые противоречат позиции областного суда, изложенной в судебном решении, вступившем в законную силу? Поэтому я считаю, что судье, который вынес отмененное решение, нужно предоставить право обращаться в вышестоящий суд с просьбой о проверке законности отмены вынесенного им решения.
В моей практике не раз были случаи, когда мне удавалось доказать свою правоту и ошибочность решений судов кассационной и надзорной инстанций, в том числе путем обращения в Конституционный Суд РФ. Например, до 2008 года в нашей области была сформирована судебная практика, при которой районные суды, отменяя постановления мировых судей о прекращении уголовных дел, принимали эти дела к своему производству и рассматривали их по первой инстанции. Судьи областного суда считали, что гл. 44 УПК РФ не предусматривает возможность направления судом апелляционной инстанции уголовных дел для рассмотрения мировому судье, и все решения, противоречившие такому толкованию, отменяли. Мне же на основании тех же норм УПК РФ представлялось очевидным, что уголовное дело, которое не рассмотрено мировым судьей по существу, суд апелляционной инстанции не вправе рассматривать по первой инстанции. Одно решение, которое я вынес в соответствии со своим пониманием закона, было отменено в кассации, другое — в надзоре. Только благодаря тому, что Конституционный Суд РФ подтвердил правильность моей трактовки закона, я смог вновь вынести аналогичное решение по делу, которое вступило в законную силу.
Таким образом, пришлось проходить долгий путь конституционного судопроизводства под предлогом оспаривания конституционности положений УПК РФ, вместо того, чтобы я как арбитр, защищающий законные интересы сторон, мог обратиться непосредственно в Верховный Суд РФ, чтобы он быстро исправил судебную ошибку и сложившуюся судебную практику.
ЧП ДЛЯ СЛЕДОВАТЕЛЯ
— Судебной системе часто вменяют обвинительный уклон, а оправдательный приговор расценивается как чрезвычайное происшествие во всей правоохранительной системе. В суде это тоже так?
— Оправдательные приговоры действительно часто воспринимаются как ЧП. Однако, к сожалению, не теми, кому следует, и не с теми последствиями, какие должны были бы наступить. Почему оправдательный приговор должен быть ЧП для судьи? Задача суда — вынести справедливое, законное решение по уголовному делу, а таковым в одинаковой мере может быть как обвинительный, так и оправдательный приговор.
Оправдательный приговор должен быть ЧП для следователя, так как это говорит о недостатках в его работе, необоснованном привлечении человека к уголовной ответственности. Но на практике оправдательные приговоры как ЧП воспринимают прежде всего прокуроры. Они до последнего противятся их вынесению, а затем добиваются их отмены независимо от того, законный он или нет. На мой взгляд, причина тому — сложившийся в ведомстве подход к оценке деятельности сотрудников прокуратуры, а не уголовно-процессуальный закон, который не содержит оснований для такого отношения.
— Когда следователи вышли из прямого подчинения прокурорам, все надеялись на улучшение качества следствия. Вы считаете, что этого не произошло?
— Чем в свое время мотивировалось выделение следственного аппарата из прокуратуры? Следователи не должны находиться в непосредственном подчинении прокурора, тогда последний будет более независим и объективен при поддержании обвинения в суде. Но в реальности независимость у прокуроров только убавилась. После реорганизации прокуратуры на помощников прокурора возложили обязанность по согласованию текстов постановлений о привлечении в качестве обвиняемых, которые составляют следователи не только следственного комитета, но и полиции. Те же помощники прокурора проверяют уголовные дела перед утверждением обвинительного заключения и составляют письменные заключения о возможности направления уголовных дел в суд. Они же затем идут поддерживать обвинение в суде по этим делам.
Если судья возвратил уголовное дело прокурору или вынес оправдательный приговор, то помощника прокурора, проверявшего дело до направления в суд, а также прокурора, который утвердил обвинительное заключение, лишают премии или привлекают к дисциплинарной ответственности. Причем, по словам прокурорских работников, это делается независимо от того, по какой причине суд возвратил уголовное дело или вынес оправдательный приговор. Даже если в ходе судебного разбирательства выясняется, что следователь сфальсифицировал доказательства по делу, чего прокурор при утверждении обвинительного заключения не мог выявить, то и в этом случае прокурор считается виноватым. Стоит ли удивляться тому, что прокурор в такой ситуации, в которую он поставлен вышестоящим руководством, стремится любой ценой, даже вопреки законности, предотвратить вынесение и вступление в законную силу нежелательного для него судебного решения.
Когда я работал прокурором, такого не было. Не было мелочной опеки со стороны вышестоящей прокуратуры и взысканий за любое возвращенное судом уголовное дело или любой оправдательный приговор.
— Выносить оправдательный приговор внутренне легче и, если можно так сказать, приятнее, чем обвинительный?
— Вряд ли отношение к вынесению приговоров можно характеризовать такими терминами. Я выносил такой приговор, какой считал должным по результатам судебного разбирательства. При вынесении оправдательного приговора я не испытывал большего морального удовлетворения, чем при вынесении обвинительного. Оправдательный приговор не всегда связан с доказанностью невиновности подсудимого или его непричастности к совершению преступления. В некоторых случаях суд выносит его из-за допущенных следствием процессуальных нарушений, повлекших утрату доказательств. Можно ли испытывать удовлетворение от того, что оправдываешь того, кто, возможно, совершил тяжкое преступление, но следствие не сумело этого доказать?
НЕЗАВИСИМОСТЬ СУДЬИ
— Пример Вашей работы — это опровержение мнения, что судья не может быть полностью независим. На Ваши решения пытались повлиять извне?
— Лично я не испытывал зависимости от чьего-то мнения. Выносил только такие решения, которые считал законными и справедливыми, не думая о том, кем и как эти решения будут восприняты. Передо мной никогда не стояла альтернатива: закрыть глаза на нарушения, отдать предпочтение уличающим доказательствам перед оправдывающими и вынести обвинительный приговор или постановление о возвращении уголовного дела прокурору, оправдательный приговор, который могут отменить.
Я не вижу объективных причин, по которым другие судьи не могли бы считать и поступать так же. Уголовно-процессуальный закон создает необходимые предпосылки для принятия судьями независимых решений. Могут быть субъективные опасения, связанные с большой вероятностью отмены оправдательного приговора. Но здесь уже дело выбора каждого судьи.
— Вы выработали какую-то схему, метод проверки доказательств в судебном заседании по делам?
— Какой-то собственной особенной схемы проверки доказательств я не вырабатывал. Исследовал доказательства по той схеме, которая предусмотрена в УПК РФ. Значительное количество вынесенных мною оправдательных приговоров определялось подходом к оценке доказательств, а не методикой рассмотрения уголовных дел.
Мне помогал опыт работы в прокуратуре. Я не теоретически и не понаслышке знаю, как раскрывают преступления, расследуют уголовные дела, оформляют процессуальные документы. Поэтому легко определял, где оперативники и следователи потрудились добросовестно, а где сфальсифицировали доказательства или результаты ОРД.
Я считал необходимым строго следовать положениям УПК о недопустимости доказательств, полученных с нарушением закона. Например, я не считал возможным использовать в качестве доказательства протокол осмотра места происшествия и производные от него доказательства, если фактически, судя по обстоятельствам, следователь произвел обыск. Не учитывал в качестве доказательств протоколы допросов, проверок показаний на месте, опознания, проведенных и оформленных с нарушением УПК РФ. Исключал доказательства, которые следствие получило до возбуждения уголовного дела. Кроме того, я старался неукоснительно руководствоваться принципом презумпции невиновности, полностью разделяя точку зрения о том, что лучше оправдать десять виновных, чем осудить одного невиновного. Не все понимают данный принцип так же, как я. Существует и точка зрения, согласно которой при рассмотрении уголовных дел следует руководствоваться также принципом презумпции невиновности сотрудников правоохранительных органов.
Наконец, я всегда исходил из того, что при недоказанности обвинения суд должен вынести оправдательный приговор. Обвинение не доказано, когда представленные доказательства не являются убедительными, вызывают сомнение, допускают иную трактовку, чем та, которая придается им стороной обвинения. Но есть и другое мнение: оправдательный приговор должен выноситься по тем же принципам, что и обвинительный. Невиновность подсудимого должна быть доказана, а сомнений в доказанности обвинения недостаточно.
НАРУШЕНИЯ ЗАКОНА ПРИ РАССЛЕДОВАНИИ ДЕЛ
— Вам часто приходилось видеть умышленную подтасовку доказательств или другие явные нарушения, которые допускали представители обвинения?
— К сожалению, нередко сталкивался с грубейшими нарушениями, которые допускали сотрудники полиции при проведении ОРМ, в том числе и провокации преступлений. В таких случаях я обычно выносил частные постановления. Однако не помню ни одного случая, чтобы на основании выявленных мной нарушений следствие возбудило уголовное дело. Как правило, реакция руководителей следственных органов и прокурора была формальной.
Приходилось сталкиваться и с тем, что прокурор отстаивал право следователей на продолжение нарушений уголовно-процессуального закона. Он обжаловал постановления суда, что обусловлено обстоятельствами, о которых я сказал ранее. Когда руководство спрашивает с прокуроров за любые нарушения оперативников и следователей, выявленные в суде, как за их собственные нарушения, они поневоле, защищая себя, начинают защищать и тех, чьи нарушения обязаны выявлять, но своевременно не выявили. На пользу законности это не идет.
В частности, то уголовное дело по ст. 146 УПК РФ, о котором Вы упомянули вначале, спровоцировал сотрудник полиции, который за два года до этого непосредственно спровоцировал получение врачом взятки в размере 1 тыс. руб. за оформление подложного больничного. Подсудимый был оправдан мною. Несмотря на очевидность провокации и другие выявленные в ходе судебного разбирательства нарушения, прокурор обжаловал приговор. Сотрудник полиции не понес адекватного наказания за допущенное нарушение закона, остался на службе в полиции и организовал провокацию нового преступления, лишь постаравшись на этот раз замаскировать ее.
ОПРАВДАТЕЛЬНЫЕ ПРИГОВОРЫ
— Какие из оправдательных приговоров Вам особенно запомнились?
— Каждый оправдательный приговор по-своему запоминающийся. Только разными особенностями. Например, дело в отношении М., которого следствие обвинило в совершении 15 краж. Первоначально дело казалось простым: по всем кражам М. сделал явки с повинной, полностью признал свою вину, заявил ходатайство о рассмотрении уголовного дела без судебного разбирательства. Но один из потерпевших категорически не согласился с рассмотрением дела в особом порядке и заявил ходатайство о возвращении уголовного дела прокурору. Он настаивал на том, что обвиняемый себя оговаривает, так как описывает обстоятельства совершения кражи, при которых он не мог ее совершить. В признательных показаниях М. говорил, что он, отогнув створку ворот, через образовавшееся отверстие проник в гараж, откуда похитил имущество потерпевшего на сумму более 220 тыс. руб. Потерпевший же на предварительном следствии и в суде заявлял, что похититель не мог проникнуть в гараж таким способом, поскольку через щель, образованную отгибанием створки ворот, не пролезла бы и кошка. Потерпевший настаивал на том, что вор мог совершить кражу только с помощью дубликата ключей, створку отогнули изнутри гаража и явно для того, чтобы скрыть реальный способ проникновения и отвести подозрение от лица, которое могло изготовить дубликат.
По другим эпизодам обвинения также не совпадали способы проникновения в дома, описания мест хищения, похищенных предметов. Выявить эти несоответствия при добросовестном расследовании не составляло труда, достаточно было подробно допросить потерпевших и обвиняемого, а не скопировать их объяснения, изготовленные оперативником, в протоколы допроса, что, к сожалению, практикуют многие следователи. Фактически потерпевшие были допрошены по-настоящему только в судебном заседании. Они сообщили обстоятельства, которых не было в их объяснениях и в протоколах допросов и которые не совпадали с показаниями обвиняемого или противоречили им.
Например, в явке с повинной и в показаниях обвиняемого говорилось, что он зашел на дачный участок, открыв калитку. Потерпевшая сообщила, что калитку он открыть не мог, поскольку ее не было вовсе, так как она не успела оградить участок.
По другому эпизоду следователь, основываясь на показаниях обвиняемого, вменил ему в вину то, что тот, совершив кражу на одной из дач, переместил через забор и погрузил на тележку холодильник, диван и кресло, отвез все это на платформу. Затем он внес все это в электричку, на которой перевез на станцию в город, где выход с платформы осуществляется через турникеты, затем провез все похищенное на тележке по улицам города еще 3 км к торговому центру, где на следующий день продал. Поверить в эту версию трудно даже непрофессионалу.
Но следователь сделал вид, что проверил показания обвиняемого на месте. Проверка свелась к тому, что обвиняемый был провезен по всем адресам, в которых были совершены кражи, и сфотографирован на фоне заборов дачных участков потерпевших.
При рассмотрении уголовного дела в общем порядке подсудимый заявил, что он оговорил себя в совершении 13 из вмененных ему преступлений. Я признал М. виновным в совершении только двух краж. От поддержания обвинения по трем эпизодам обвинения прокурор отказался, а по обвинению в совершении остальных 10 преступлений я оправдал подсудимого. Суд апелляционной инстанции оставил приговор в силе.
Один из оправдательных приговоров запомнился из-за пассивной позиции защитника. Следствие обвиняло молодую женщину в убийстве отца при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК РФ). Обвиняемая заявила о полном признании вины и ходатайствовала о рассмотрении уголовного дела в особом порядке. Но я при ознакомлении с делом не увидел оснований для ее осуждения по ст. 108 УК РФ. Преступление, предусмотренное данной статьей, — умышленное, а следователь вменял причинение смерти по неосторожности.
Обстоятельства, описанные в обвинительном заключении, не указывали на признаки превышения необходимой обороны. Дочь, защищая себя и мать от пьяного отца, который избил мать и угрожал их убить, вырвала у него нож. Поскольку отец не прекратил нападение, а силы были явно не равны и помощи ждать было не от кого, дочь один раз ударила отца этим ножом в бок. Ранение оказалось смертельным. Я назначил дело к рассмотрению в общем порядке и указал в постановлении о сомнениях в обоснованности обвинения. Тем не менее в подготовительной части судебного заседания потерпевшая и защитник заявили ходатайство о прекращении уголовного дела за примирением сторон, то есть по не реабилитирующему основанию. Я отклонил это ходатайство на данной стадии процесса и в итоге вынес оправдательный приговор, который вышестоящий суд оставил в силе.
— Когда по уголовному делу есть перспектива оправдательного приговора, то иногда обвинение соглашается на возврат дела в порядке ст. 237 УПК РФ. Подобные возвраты были в Вашей практике?
— В такие, с позволения сказать, «игры», я не играл. Принимать решение о возвращении уголовного дела прокурору в качестве альтернативы вынесению оправдательного приговора незаконно. Все основания возвращения уголовного дела перечислены в ст. 237 УПК РФ, и среди них нет такого основания, как отсутствие перспективы вынесения обвинительного приговора. Если вина подсудимого не доказана, суд обязан его оправдать.
ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ ПРОЦЕССУАЛЬНЫМИ ПРАВАМИ
— Вам доводилось встречаться с такими явлениями, как злоупотребление правами, недобросовестное поведение сторон?
— Особых злоупотреблений со стороны прокуроров и адвокатов в процессах, которые я вел, не припомню.
— Как судья с многолетним опытом Вы могли бы указать на какие-либо ошибки сторон в процессе и дать рекомендации для них?
— Не считаю, что я вправе указывать на ошибки и давать рекомендации, которым должны следовать другие профессиональные участники процесса. Мое мнение о должном может не совпадать с тем, что рекомендуют прокурору и адвокату. Для меня идеальными являются такие прокурор и адвокат, которые знают и понимают закон, исполняют свои обязанности добросовестно и в соответствии с законом, выступают по существу, четко и грамотно.
Недопустимо, когда защитник в процессе понуждает подзащитного признаться или, выступая в прениях, заявляет: «Мой подзащитный, конечно, говорит неправду…». Но такое бывает очень редко. Случалось также, что при рассмотрении дела в особом порядке, когда согласие на него уже дали все участники, защитник начинает менять позицию. Например, в прениях он просит изменить квалификацию действий его подзащитного, исключить квалифицирующий признак, который, по его мнению, не подтвержден доказательствами. Возникает вопрос: а где ты был, когда решался вопрос о том, в каком порядке рассматривать уголовное дело? Как суд изменит квалификацию, если рассматривает уголовное дело без исследования доказательств?
Я скептически относился к доводам прокурора о том, что нужно отдать предпочтение показаниям обвиняемого или свидетеля, зафиксированным в протоколе допроса следователем, а не показаниям, данным в суде. Обычно прокурор в этом случае ссылается на то, что в конце протокола есть запись о том, что протокол прочитан, все записано правильно, и подпись допрошенного лица. Во время работы следователем я столкнулся с тем, что большинство допрошенных отказывается читать протокол допроса и со словами «Я Вам верю» пишут, что протокол ими прочитан, все записано верно. Если настоять на том, чтобы допрошенный прочитал протокол, выясняется, что даже при добросовестном отношении к фиксации показаний некоторые ответы записаны неправильно. Работая судьей, я убедился, что за 30 лет психология граждан не изменилась. Они ведут себя точно так же: зачастую подписывают протоколы, составленные следователями, не читая.
Сейчас появилась новая беда — компьютеры. С их появлением многие следователи посчитали себя свободными от обязанности допрашивать обвиняемых, потерпевших, свидетелей в соответствии с требованиями УПК. Очень часто, сопоставляя тексты объяснений, оформленные оперативниками, и протоколов допросов, составленные следователями, можно обнаружить их идентичность. Иногда следователи переставляют слова местами, добавляют фразы, чтобы замаскировать реальное бездействие. Очевидно, что в таких случаях следователь до допроса уже имеет перед собой готовый текст протокола с показаниями. По таким протоколам невозможно достоверно установить, допрашивал ли следователь лицо, какие вопросы он задавал, что на них отвечал допрошенный, отличались ли занесенные в протокол ответы от сказанного. Между тем суд рискует сделать ошибку, если будет игнорировать признаки фальсификации доказательств.
— Спасибо Вам, что согласились и нашли возможность ответить на наши вопросы.
— Спасибо и Вам за внимание.
